Самыми суровыми критиками должны были стать соглядатаи – аих-то наметанным глазом д’Артаньян увидел по прибытии в порт не менее полудюжины.Искусных среди них было мало, должно быть, Винтер и Бекингэм действовали попринципу «числом поболее, ценою подешевле», и эти субъекты чересчур ужпреувеличенно изображали беззаботное любопытство. А другие, наоборот, не давалисебе труда скрывать, что зорко наблюдают за всяким встречным-поперечным,прямо-таки буравя его подозрительными взглядами.

Однако они выдержали испытание. Поначалу взгляды сыщиковскрестились на новоприбывших – и, мелкими шажками проходя в портовые ворота,д’Артаньян чувствовал себя словно бы под обстрелом дюжины мушкетов. Оченьпохоже, у него было не самое доброе и благостное выражение лица – но это, вконце концов, ничему не вредило. Как мужчина он считал себя если не красавцем,то, по крайней мере, привлекательным малым – а вот девица из него получиласьдовольно-таки уродливая, но это только к лучшему: нет ничего удивительного втом, что некрасивая девушка дуется на весь белый свет…

Никто к ним так и не прицепился. Но предстояло пережить ещенемало неприятных минут – пока глава семейства, то бишь де Вард, ходил вканцелярию начальника порта отметить разрешение на отплытие, стольнеосмотрительно выданное Бекингэмом «Арамису». В нем, правда, не значилосьникакого имени и не было указано количество отплывающих – но кто знает, вдруг уБекингэма хватило ума, опомнившись, отменить все собственные разрешения?

Оказалось, не хватило – де Вард беспрепятственно вышел изканцелярии в столь прекрасном расположении духа, что это было заметно даже подмастерским гримом. То ли Бекингэм забыл о своей неосмотрительной щедрости, толи полагал, что д’Артаньян с друзьями уже все равно успел бежать изАнглии, – вряд ли Винтер стал с ним откровенничать касаемо своих плановнасчет гасконца…

Слуги вынесли на палубу носилки с болезным. Помоглиподняться по узкой доске немощному главе семейства, столь добросовестноизображавшему дряхлость, что д’Артаньян прямо-таки умилился. В завершение стольже галантно и бережно помогли подняться на корабль угрюмой некрасивойбарышне-пуританке.

И захлопали по ветру паруса, и поплыли назад лондонскиеулицы, и сердце д’Артаньяна исполнилось ликования… Увы, ему еще долго пришлосьпребывать в женском облике – на всякий случай. Лишь когда они вышли из устьяТемзы в открытое море и отдалились от него на парочку лье, капитан – человек,далеко не во все посвященный, но доверенный – смилостивился наконец, ид’Артаньян с превеликой радостью содрал с себя в крохотной тесной каюткененавистные сценические тряпки, облачился в свой подлинный наряд, но долго ещес помощью вымоченной в капитанском уиски тряпке убирал с лица все следы мнимойпринадлежности к женскому полу.

Гораздо позже, когда они проплывали мимо белых скал Дувра,увенчанных могучей крепостью, казавшейся на таком расстоянии детской игрушкой,оттуда вдруг послышался приглушенный расстоянием грохот, и над скалами взвилосьтугое белое облачко. А потом то же самое повторилось еще дважды.

– Сигнал, – буркнул капитан, стоявший рядом с ниму невысокого борта. – Все порты Англии закрыты.

«Похоже, мы вовремя успели покинуть этот чертов остров, –подумал гасконец. – Спохватился, должно быть, герцог…»

И в голове у него сами собой сложились вирши: к сожалению,снова одно только начало, к которому, как ни бился, не придумал складногопродолжения:

– Пушки с пристани палят,

Кораблю пристать велят…

А впрочем, пушечный гром уже не имел к ним никакогоотношения – можно было беспрепятственно плыть дальше, вряд ли даже обладавшийорлиным взором человек разглядел бы со стен Дуврской крепости тех, кто стоял напалубе суденышка с пышным названием «Лесная роза» и опознал бы в них самыхтеперь, пожалуй, записных личных врагов герцога Бекингэма… Ускользнули,господа!

«Атос меня беспокоит, – размышлял д’Артаньян. –Нам уже ничем нельзя помешать, дело сделано, птичка упорхнула, вскорости мыбудем во Франции и галопом помчимся в Париж с драгоценной добычей, сулящейнешуточные неприятности нашей королеве… и все же меня беспокоит Атос. Именнотем, что он там наличествует, возле недалекого умом герцога… Сам не пойму, в чемпричины и корни беспокойства, но оно не отпускает ни на минуту… Интересно, какпоступит с ней Людовик? Судя по тому, что я о нем знаю, это ревнивец почищенезабвенного Бриквиля – еще и оттого, что сам мало на что способен, как иБриквиль. Ссылка или монастырь? Отрубить эту очаровательную головку у Людовикавсе же не хватит духу, сдается мне, это не Генрих Восьмой Английский, а жаль…Значит, монастырь или ссылка. Печально, но что поделаешь? Коли уж ты королева,то не блуди, а ежели блудишь, так делай это с умом. Черт побери, именно такнаверняка высказались бы мои земляки, поведись им узнать кое-какиегосударственные тайны. Волк меня заешь, вот это жизнь, вот это фортуна! Кто бымог подумать пару месяцев назад, что нищий и юный гасконский дворянин будет держатьв своих руках судьбу королевы Франции, сестры испанского короля?!»

Он коснулся груди. Там, под камзолом, чуть слева,прощупывалась твердая выпуклость, кожаный мешочек с двумя подвесками. Сколькобы ни стоили эти немаленькие алмазы, у них была еще одна цена, в сто разбольшая, но истинное ее значение понимали лишь немногие посвященные.

Незавидная судьба Анны Австрийской быстро приближалась кфранцузским берегам под старым, выбеленным ветрами и морской солью парусом изпрочной генуэзской ткани, по месту выделки именовавшейся на разных языках то«дженезе», то «джинсо»…

Д’Артаньян никогда бы не подумал, что будет ехать по роднойФранции, словно по вражеской стране, где нападения можно ждать из-за каждогоугла, где из любого куста может внезапно показаться дуло мушкета, а всякийзадержавшийся на обочине встречный может оказаться передовым дозором спрятаннойпоблизости засады. Но он – и его друзья тоже – чувствовали себя именно так, вчем не стыдились признаться друг другу вслух, поскольку это были вполнеразумные предосторожности, и их страхи имели под собою вполне реальнейшуюпочву, а не родились на пустом месте. Ясно было, что противник, ужеосведомленный об их миссии, примет свои меры, благо во Франции найдется немалолюдей, готовых выполнить самые деликатные поручения королевы или ее доверенныхлюдей…

Высадившись в Кале, они окончательно почувствовали, чтоуверенность к ним вернулась. И, не мешкая, отправились в невидный трактирчик наокраине, где оставили лошадей. Хозяин, человек доверенный и в силу этогообязанный знать, чем дышат город и порт, исправно доложил им, что вокруг самогозаведения все спокойно и подозрительных личностей пока что не замечалось, никтоне приставал с вопросами, заставившими бы насторожиться и моментально сделатьвыводы. Однако и в городе, и в порту происходило то, что удачнее всего можнобыло бы определить простонародным словом «зашныряли». Буквально в последниедень-два неведомо откуда заявились неприметные субъекты, довольно осторожно ихитро расспрашивавшие по городу, не появлялись ли тут некоторые господа дворяневместе со слугами – причем, как убедились д’Артаньян и его друзья из словхозяина, их внешность, облик их слуг и лошади были описаны довольно точно.Спрашивали и о гасконце с обоими его друзьями, и о Рошфоре, и об Анне. Судя повсему, тот, кто послал этих пройдох, либо сам прекрасно знал в лицо всюкомпанию, либо располагал подручными, которые это знали…